В темноте.
— Папа-а-а.
— Что?
— А почему взрослые... ну, такие как ты... не празднуют день рождения?
— Почему? Мы празднуем, только без клоунов... без игр.
— Папа-а-а.
— Что?
— Тебе сколько лет?
— Тридцать пять.
— А маме?
— Тридцать один.
— Я хотела бы остаться всегда как сейчас.
...
Я тоже хотел бы, доча... всегда — как сейчас. Но зеркало по утрам настойчиво: "Посмотри на кожу вокруг глаз — замечаешь морщины? Посмотри на бороду — сколько насчитываешь седины? Приглядись к щекам — неужели не видишь, они больше не упругие?" На улице ко мне обращаются: "Мужчина", — обращаются молодые парни, которых мой взгляд оценивает как ровесников. И ты, родная, видишь меня только стареющим, и никогда уже не увидишь без седины и морщин.
Время чересчур быстро. Я тоже хотел бы, доча... всегда — как сейчас.
Утро. Детский сад. Ходим туда на полный день первую неделю, привыкаем.
— Пока, папа, — сказала Катя, отвернувшись и оставив мне для поцелуя только край щеки и левое ухо. Я опустился на корточки и обнял девочку, которая, не отрывая глаз, смотрела в сторону детей, играющих в центре комнаты. И, наверное, так и не почувствовав мой поцелуй, оттолкнулась от меня, когда я выпустил её из своих объятий, и нерешительно пошла к детям.
— Привет, Катя, — вдруг возникла на её пути Клавдия Андреевна, взяла Катю за руку и повела к первой парте.
— Ты сегодня завтракала?
— Да.
— Садись вот здесь поешь. Остальные детки уже поели, а это твоя каша.
Сидя на скамейке в предбаннике-раздевалке, мне была видна дочка со спины. Она села за парту, взяла ложку, ковырнула ей в каше и настороженно попробовала с края ложки. Потом подняла глаза на воспитателя и, наверное, скривив мордочку (я не видел, но уверен, что она сморщила нос, как это делает дома, когда ей не нравится еда), сказала
— Мне что-то чуть-чуть невкусно.
— Катя, а сколько тебе годиков? — спросила воспитатель и хитро улыбнулась одними глазами.
— Четыре.
— Давай ты съешь ещё четыре ложки и пойдем играть?
— Давай, — ответила Катя без энтузиазма. И на мгновение мне показалось, что я увидел, как её плечи поднялись и опустились от тяжелого вздоха.
Прошло две недели. Вечер. Уходить из садика не хочет.
— Катюня, нам пора домой, говори деткам и Клавдии Андреевне "до свидания".
— Мама, приходи за мной завтра попозже, ладно?
— Тебе здесь так нравится?
— Дааа, здесь интересно и вкусно.
— А что ты сегодня ела, Катюня?
— Кашку такую желтенькую. Ты когда ходила в садик, тоже такую ела, да?
— Не помню. Было вкусно?
— Ага, вкусно! Я съела четыре ложки.
У нас есть надувной ослик, Катя обожает с ним играть — водить его за собой на скакалке по квартире, катать меня и Наташу на нём за воображаемую денежку.
Ситуация. Вешаю белье на балконе, заходит в комнату дочка и тихо так спрашивает: "Папа, а что делать, когда ослик не слушается?"
А дальше диалог: — А что мы с мамой делаем, когда ты нас не слушаешься?
— Ругаете, — был дан немедленный ответ.
Я был слегка обескуражен, но продолжил вешать белье на балконе.
— А что ещё мы делаем?
— Наказываете, — еще круче закрутила дочка.
Сильно удивившись, я зашел с мокрым бельем в комнату и несколько секунд молча смотрел на Катю, не понимая, как такая схема могла в поселиться в голове ребенка.
— Зайка, разве мы сразу тебя ругаем и наказываем? Мы же сначала объясняем, почему надо слушаться в той или иной ситуации. Правда?
— Да, — неуверенно сказала дочка.
— А когда мы тебе несколько раз объяснили и ты поняла, но продолжаешь не слушаться, тогда мы тебя ругаем. Правда?
— Да, — снова неуверенно сказала дочка.
— Вот и ты сначала объясни ослику, почему тебя нужно слушать. А если он не захочет понять твои слова, тогда можно его наказать.
— Угу, — сказала девочка и пошла в зал серьезно разговаривать с осликом.
И стало грустно мне за нашу дочь, ведь получается что — спокойные объяснения не запоминаются так, как запоминаются повышения голоса и наказания. Это же так грустно.
Просто сегодня я почувствовала себя матерью взрослого сына: сегодня я купила Тимофею первые костюмные брюки и вручила ему собственный комплект ключей от дома. А впереди... Первый поход в школу. Первая самостоятельная поездка на трамвае. Первый поход в "отдельные гости". С каждым таким событием я буду становиться все старше и все отдельней от него - и от всего мира. Потому что мой мир упорно хочет быть моим сыном. ... И я стараюсь его отпустить. Всеми силами - отпустить. Большую часть энергии свой любви я трачу на то, чтобы не привязать его к себе, ни за что на свете. Чтобы его будущая юная беременная жена не увидела ужаса в моих глазах и прожила свою жизнь вовремя и с радостью.
Думающим родителям посвящается. Елена, спасибо Вам за Ваши правильные мысли.
Есть вещи, которым веришь, не задумываясь. Ты просто веришь и всё. Потому что если в них не верить, ты ими испугаешься пользоваться.
Это безусловное доверие, которое возлагает на создателей этих вещей огромную ответственность за качество. Они просто не имеют права допустить в своих творениях ошибку.
Непонятно начал.